За пятнадцать минут, пока мы бродим между просторными чистыми вольерами, я узнаю — точнее, слышу — весь широкий диапазон звуков, которые способна издавать моя женушка. У нее вообще нет комплексов, она не боится выглядеть смешной, бомбя хозяина вопросами со скоростью десять штук в минуту. Но они явно друг друга нашли, потому что он воодушевленно отвечает и все больше втягивается в разговор.

Грустно-грустно, скажу я вам, быть третьим лишним. Исключительно поэтому, а не в угоду пошлым мыслишкам, я занимаю себя тем, что разглядываю хорошенькую задницу свое жены, которая мило перекатывается туда-сюда при каждом ее шаге. Я за пять минут снова трачу весь лимит пошлых мыслишек. Точнее, уделываю его раза в три.

Хотите расскажу, как Маша выбирает себе ушастую пустынную лисицу? Она пристально смотрит в глаза каждому щенку, как будто рассчитывает поймать одну с ним волну. Фенеки в неволе либо вообще не плодятся, либо плодятся крайне плохо, поэтому на выбор всего три зверушки, и мне больше всего нравится та, что справа: толстая, живая и рычащая. Просто Леди Боевые Уши!

— А что с этим? — спрашивает Маша, отходя от ящика в сторону коробки, из которой раздается тоскливое тявканье.

Я заглядываю следом и вижу крохотного тощего и порядком облезлого фенека. Он куда меньше тех, что Машу так и не заинтересовали, и вид у зверька явно не товарный. Уши плотно прижаты к голове, взгляд печальный и обреченный. Пока Маша гладит бедолагу за ухом, заводчик рассказывает, что фенеков передали из семьи, где их чуть не загубили. Изначально лисята были в паре, но девочка вот уже два дня, как сбежала. Сбились с ног, с собаками искали, но так и не нашли. А мальчишка просто чахнет от тоски.

Вы же понимаете, какого фенека выбирает Маша? Протягивает руки и прямо с отрезом одеяла прижимает беднягу к груди.

— Я хочу этого, Влад, — говорит так строго, что я не сомневаюсь: если таким же тоном она отчитывает своих воспитанников, они у нее строятся с горшками наперевес, как маленькая армия.

— Он пропадет, — со вздохом говорит заводчик и отказывается брать за лисенка деньги.

— У моей жены? — хмыкаю я. — Через месяц придем в гости с ручным медведем.

Еще одно лирическое отступление: как думаете, если мое солнышко возжелало поцелуев, а я в ответ скажу, что горячо желаю немедленно размножаться — это полный трындец?

Я думаю, что огорошивать мою пугливую женушку такими признаниями пока рано и с моей стороны недальновидно. Сами посудите: испугается, откопает пояс верности, застегнется в него и будет «граница на замке». Зато, кажется, в охапку с вожделенной лисой Мальвина совсем расслабилась, и сама даже как-то стала похожа на рыжую красотку, только с голубым ободком. Если до вечера на нас не свалится метеорит, я буду просто Идеальным Мужем и… В общем, никуда она от меня не денется.

Запомните еще одну страшную мужскую правду: секс для нас решает если не все, то многое. Мы любим за характер, за ум, за хозяйственность или за тепло, которое она дарит, когда мы возвращаемся домой. Но все это не имеет значения, если в постели тоска, болото и плесень.

Но и на одном сексе не уехать. Да, вот так вот все у нас сложно. Есть секс для разрядки, а есть секс для души. И разница между ними примерно, как между кофе из дешевого кофейного автомата и кофе, который готовят в дизайнерской кофеварке в специализированном баре где-то в Бразилии. Короче говоря — не сравниваемые вкусы и послевкусия.

Так вот, Маша — это мой авторский кофе. Откуда я это знаю, если мы не продвинулись дальше одного поцелуя? Оттуда, как она на меня действует. Даже если возьмете домашнего котенка, который никогда не слышал запаха валерианы, он все равно будет дуреть от одной ее капли. Это инстинкт, этакий маркер, который мы не видим и не осознаем, но на который реагируем, как коты на кошачью мяту.

— Изюм, — вторгается в мои приятные размышления Машин голос.

— Что «изюм»? — переспрашиваю я. В зеркале заднего вида хорошо видно, как она сюсюкается с лисенком, который совсем испугался и дрожит так сильно, что сверток чуть не подпрыгивает у нее на коленях.

— Я назову его Изюм, — поясняет Мальвина, поглаживая лисенка поверх одеяла.

— А почему не поинтереснее? — смеюсь я. Был уверен, что она придумает что-то фееричное, вроде мистер Дарси или Бетмен.

— Потому что он Изюм, — счастливо улыбается Мальвина.

Кто я такой, чтобы вторгаться в ее личное счастье?

Приходится сделать большой крюк, чтобы заехать в ветеринарный магазин и купить фенеку переноску, подстилку, игрушки и красивый ошейник со шлейкой. Маша всем руководит сама и даже пытается расплатиться, в ответ на что я придвигаюсь к ней впритык и убедительно, красочно, не упуская ни одной подробности, рассказываю, что я с ней сделаю, если она вздумает так меня позорить. Еще один совет, милые девушки и женщины: никогда так не делайте, если только в ваших отношениях изначально не оговорено, что вы даже зубную пасту покупаете отдельными чеками. Доставая деньги на кассе, когда ваш мужчина стоит позади, вы тем самым делаете с ним самую болезненную вещь на свете — даете по яйцам кувалдой вашего превосходства.

К счастью, Маше не нужно повторять дважды, хоть она явно недовольна, что мне пришлось тратиться на ее лису. Мальвина-то до сих пор свято верит, что это будет ее персональная лиса, а не постоянный член нашей семьи.

— Спасибо, — благодарит мое солнышко, стесняясь смотреть мне в глаза. — Самый лучший подарок в моей жизни.

— Через пару лет подарю тебе еще парочку мелких паршивцев, — улыбаюсь я, не в силах думать головой. Иногда мужчины пошлят просто так, потому что это сильнее нас.

Слава богу, Мальвина подумала, что я, старый добряк, конечно же говорю только о лисах.

Глава двадцатая: Маша

Знаете, какой у Влада дом?

Больше, чем международный аэропорт, ей-богу. Мы минут пятнадцать едем только по частной территории за забором, а вокруг: деревья, лужайки, теннисный корт, клумбы и фонтанчики из состаренного мрамора. Я даже потихоньку щипаю себя за локоть, чтобы убедиться, что не сплю. Ну мало ли, размори от счастья обладания личной лисицей.

Ну а сам дом… Ну, наверное, если бы Влад захотел спасти густонаселенный Пекин, он бы запросто сделал это, предоставив каждому китайцу квадратный метр площади. В таком доме, наверное, можно общаться только по рации или по мобильному, и неделями не встречаться вообще.

Конечно, тут куча охраны и наемных работников: садовник, кухарка и пару девочек, которые наводят порядки. Влад представляет меня, как жену, говорит, что мое слово равнозначно его слову и делает все, чтобы на меня перестали смотреть, как на несчастную лису, которая притащила еще одну лису. Простите за каламбур.

— А где моя комната? — спрашиваю я в лоб.

Пусть не думает, что раз я так неосторожно высказалась о своих потребностях, это что-то меняет.

— Пойдем, гостевые на втором этаже — выберешь любую.

— Зачем тебе одному такой большой дом? — спрашиваю, когда мы поднимаемся по лестнице. Я пару раз порывалась снять обувь, но Влад каждый раз успевал меня задержать. Серьезно, видели бы вы эти зеркальные полы, тоже бы захотели снять обувь и сменить носки.

— Я держу строительный бизнес номер один, мне положено быть владельцем большого красивого доме, построенного по индивидуальному плану. — Особой радости в его голосе нет.

— И твои родные… — многозначительно начинаю я.

— Брат, который женился полгода назад, отец и мачеха. И сводная сестра, которая стала женой моего брата. Не морщи свой хорошенький нос, Мальвина: Ени не кровная сестра, и тебя за компанию, как грешницу, не сожгут на костре.

Мы выходим в просторный холл, где повсюду зелень в феерических горшках, полки с книгами, статуи, на которые не понятно под каким углом и смотреть. Не дом, а музей. Красивый, дорогой и совершенно пустой. Ни тебе разбросанных по перилам носков, поцарапанных кошкой спинок старого кресла, разрисованных вареньем стен и потрепанного чучела курицы.