— Машка, а я рыбу ловить не умею, — признается как на духу Влад. — И вообще червей в руки брать брезгую.
— А удочку хоть в руках держал? — хватаюсь за последнюю надежду.
Он сокрушенно качает головой.
— Все, — выдыхаю я. — Тогда точно труба.
И в этот момент у меня звонит телефон. Легка на помине — Ксю. Монотонным голосом сообщает, что ее братья по Клану ночи подарили ей… Ох.
— Это Ксю, — говорю Владу, зажав динамик рукой, и мой муж очень даже натурально крестится. — У нее опоссум.
Влад взвешивает мои слова и с опаской спрашивает:
— Это заразно?
Слышите взрыв хохота?
Это сумасшедшая семейка Далей.
Когда первая волна нашего больше похожего на ор смеха проходит, и Влад дает по газам, потому что мы как раз застряли на светофоре и пропустили старт «зеленого». Пару минут нас все же потряхивает, особенно когда украдкой зыркаем друг на друга.
— Так что за опоссум? — наконец выдавливает Влад и снова ржет. Мой муж — самый позитивный человек на свете, и его смех такой заразный, что это Влада Даля можно использовать как оружие массового поражения.
— Ничего не поняла, но на даче с нами будет еще и новый тотем моей сестры.
— Смерть с опоссумом, — протягивает Влад. — Смерть с косой вышла из моды?
Я в шутку бью его кулаком в плечо, и мы сворачиваем на следующем светофоре. Дача дачей, но без своих «детей» мы вообще никуда. Пока одеваю на них шлейки и поводки, Влад сносит в машину чемоданы — сразу после дачи, завтра в девять утра, у нас самолет. Из теплого мая — в холодные горы, в снег. И — да! — сноуборд!
Хотите, я вам расскажу, что такое два фенека? Это тявканье и ни на секунду не прекращающаяся возня. Мне приходится сесть сзади, чтобы детвора не испортила салон. Точнее, чтобы не испортила его окончательно, потому что часть обивки они уже попробовали на зуб и коготь. Хотя Влад вообще об этом не переживает: порвут — и порвут, как будто это не «Порше» и не дорогая бежевая кожа.
— Машка, ну правда, а зачем ей опоссум?
— Дался тебе этот опоссум, — смеюсь его отражению в зеркало заднего вида.
— Может, купим какой-то намордник? Ну типа как на таксу?
Я представляю эту картину, и мы с лисами почти синхронно издаем похожие на тявканье звуки.
— Я думаю, если ты протянешь к опоссуму руки, Ксю тебя проклянет.
— А она умеет? — Влад икает от неожиданности.
— Ну вот и проверим.
— Просто имей в виду: никаким там опоссумам я Изюма и Фисташку в обиду не дам.
Знаете, кого я сейчас вижу? Папу, который ведет за руки двух своих маленьких разодетых в персиковое и розовое платьица дочурок и гордо задирает нос, когда слышит в спину: «Какие хорошенькие!» И зло рыкает каждый раз, когда трехлетний карапуз тащит в подарок выдранный прямо с корнями цветок. Потому что, это же Влад: он своих малышек в обиду не даст.
И этот образ — Влад с двумя малышками — будет преследовать меня весь день точно. Ну, или пока мы как-то не подсуетимся над тем, чтобы сделать его реальностью. К счастью, в это время Фисташка не больно прихватывает меня за палец, и я быстро прихожу в себя.
Хотя, конечно, выражаясь совершенно языком девочки-ванильки — это было бы полное «мимими».
Глава двадцать девятая: Влад
На дачу мы приезжаем около семи вечера. Погода — то, что надо. Дождь, слякоть, «Порше» пару раз «поцеловал» брюхом яму на размытой дороге. И если я могу стерпеть, что фенеки в хлам угробили салон, хоть в этой неравной битве Маша стояла насмерть, то у меня зубы в пляс от всех тех ужасов, которые происходят с моей новенькой машиной. Но, как порядочный муж, молчу. Может, Вселенная примет «Порше» в качестве жертвы и не даст мне стать удобрением для картошки страшного отца семейства?
Но Вселенной на меня плевать с высокой колокольни, потому что нам навстречу выходят два брата-акробата и Отец. Нет, реально, я даже мысленно зову его именно так и именно с большой буквы. Потому что это не лицо, а сплошной предупреждающий знак: «Осторожно, высокая радиация!»
Но, где Маша не пропадала… там и я не пропаду.
Я откашливаюсь, натягиваю улыбку Номер Три «На случай смертельный переговоров» и протягиваю ладонь для рукопожатия. Отец перекладывает в другую руку черенок от лопаты, достает из-за уха сигарету и сует ее в рот. Тот, что Ботан, протягивает ему зажигалку, а тот, что Рокер, звонко шлепает меня по ладони, бросая:
— Здарова, Цацка.
Наверное, у меня сейчас очень «говорящее» выражение лица, раз по лицу Отца растекается злорадная усмешка. Меня по-всякому называли, Ени, вон, Доберманом пару раз обозвала, но от Цацки коробит. И вот знаю, что это — родня, сложная и немного стремная, и надо держать рот на замке, потому что их больше и у них Смертушка с опоссумом, но, видимо, у них тут воздух такой, что мозги набекрень
— И тебе не хворать, Бэтмен.
Ну и правда, чего он на даче в кожаных штанах? И как яйца не спарились?
Краем глаза замечаю, что Ботан прячет смешок. А тем временем тесть вытирает ладонь о грязный комбинезон и все-таки пожимает мою руку:
— Игорь.
— Влад, — подстраиваясь под его голос, представляюсь я.
— Ну раз «Влад», то держи. — Отец торжественно, словно знамя свободы, вручает мне лопату. — Червей накопай, мы рыбачить идем.
И тут из-за его плеча высовывается их доморощенная Самара-без-Колодца[1] и флегматично так гундосит:
— Теперь тебе точно хана, мужик. Там и похоронят.
— Ты главное не сильно шипи, когда поп придет меня отпевать, — не теряюсь я.
Мальвина сзади цепляется в футболку у меня на спине и громко хихикает, а наши лисы дружно тявкают. Думаете, их смущает большой открытый мир? Да ни фига подобного.
В общем, если вы вдруг еще не поняли, в нашей семье нормальным быть не интересно.
Я отважно беру лопату — не смейтесь, первый, блин, раз в жизни я БЕРУ ЛОПАТУ! — и оглядываюсь на Машу. Она все понимает и тянет меня за дом. Меня прямо радует, что мы не распаковываем вещи, и даже лисьи переноски остались в машине.
— Ну, могло быть и хуже, — переводит дух Маша, когда мы в буквальном смысле прячемся за дом. — Просто, знаешь, когда папа встречает с лопатой, это никогда добром не кончается.
— Да я просто чертов счастливчик, — говорю бодрячком, осматривая совершенно зацементированную площадку вокруг. — Машка, а я точно тут должен был червей копать?
Моя женушка оглядывается, стонет и закатывает глаза.
— Когда успели только, месяц назад ничего не было! — А потом вдруг стреляет в меня глазами. — Значит, тебя в цемент не посадят, Цветочек мой Аленький.
— Ты мое Чудовище, — охотно подхватываю ее игру и, укладывая руки на вершину черенка, тянусь к ней для поцелуя. — Батюшка крепко спит?
Ответить она не успевает, потому что из-за дома раздается громкий женский визг. Причем в два голоса. Мы с Машей пересматриваемся и хором говорим:
— Сбежал.
Опоссум, если что, и я его прекрасно понимаю, потому что следующий на очереди.
Через пять минут выясняется, что опоссум действительно сбежал. И Смертушка по этому поводу очень печалится, потому что — внимание, это важно! — без своего тотемного животного у нее порча может «повернуть». А я на свою беду имею неосторожность спросить, куда именно, чтобы не попасть под раздачу. Смертушка потирает пальцами болтающийся на шее птичий череп и замогильным голосом говорит:
— На семье стоит защита, так что бьет только по чужим.
Маша становится на носочки и шепчет мне в ухо:
— Не бойся, череп из полимерной глины, не настоящий.
Знаете, меня вообще не смущает череп, даже если бы он был настоящий, но я вполне готов поверить, что вся эта болтовня про порчу — не такая уж и ерунда.
— Нужно найти Асмодея, — говорит Смертушка, глядя мне прямо в глаза.
— Да запросто.
Я достаю телефон и со словами «Гугл, всемогущий, помоги» ввожу поисковый запрос. И с ужасом понимаю, что здесь у них даже сеть не ловит. А ведь паршивка знает, поэтому и улыбается во весь рот.